Послание к человеку-2017: In Silico

От программы In Silico на петербургском фестивале «Послание к человеку» меньше всего хочется чего-либо ожидать. Для фестиваля это пограничная зона, приют беспокойных поборников свобод и праздник маргиналов. По крайней мере, велик соблазн воспринимать «конкурс экспериментального короткого метра» романтически — как вызов образцовому фестивальному репертуару, как территорию провокации, тематического разнообразия и поиска новых форм, забыв о том, что киноандеграунд (уместно ли сегодня это понятие?) уже десятки лет имеет свои законы и своих классиков. Испортив себе удовольствие и посмотрев программу заранее, расскажем про несколько фильмов.

«Это было все еще ее лицо» Кристофа Жирарде

Упражнение не только в монтаже, но и в сравнительном киноведении. Совмещенные кадры из нескольких дюжин фильмов 30-х—50-х рождают собирательный образ, в буквальном смысле, портрет. Портрет женщины, глядящей из интерьеров классических голливудских лент, словно Ленин с площадей отечественных городов — всегда один и вечно новый. А перед ней завороженный, застывший мужской персонаж, растерянный мачо в белой рубашечке, неуклюжая жертва femme fatale. Женщины продолжают неподвижно смотреть из-под резных рам, и с каждым новым взглядом время приобретает все более абсурдный ход, еще сложнее становится разобраться, кто за кем наблюдает, где субъект и где объект, и какое место в игре занимает зритель. А в паузах, конечно, камин, канделябры, кресла, тяжелые книжные шкафы — в избытке загроможденный предметами порочный фильмический круг, выходом из которого могут стать только финальные титры.

«Сиротка Энни» Билла Моррисона

Из множества экранизаций стихотворения про маленькую сиротку Энни самая ранняя почти век гнила в жестяных банках, чтобы, исказившись до неузнаваемости, явиться нам не иначе как в коллективной ночной грезе фестивального кинопоказа. Фантом оригинального негатива, фильм-привидение: разрозненные фрагменты пленки лихорадочно захлебываются в эмульсии, Энни собирает остальных сироток, чтобы рассказать им про гоблинов, которые сцапают и уволокут, если забыть про молитву. Самый почетный призрак Джеймс Уиткомб Райли, автор знаменитого первоисточника, материализуется в голосе — Моррисон соединил кинокадры и сохранившуюся граммофонную запись с авторской читкой. Монтаж элементов различных стилей, зыбкая, подвижная фактура изображения и ритмические рефрены оживляют литературный текст и концентрируют в себе как раз ту кинематографическую поэтику наваждения и сна, которую, хочется думать, ощущал зритель начала прошлого столетия при просмотре оригинала.

«Память реактивного двигателя» Хуана Паласьос

Как дела с хронотопом у стюардессы, то есть, скажите, сколько времени? День или ночь? Где я — среди небоскребов, залитых пестрой неоновой подсветкой, или в зарослях прерий, дома или на гостиничной койке? Эти вопросы возникают скорее у зрителя, а женщина-стюардесса, связующее звено безупречного визуального ряда, безмолвствует или же спокойно скандирует, что положено: «Дамы и господа, наш самолет готов к взлету, просим вас убедиться…». Но как раз убедиться в чем-либо будет тяжело, память реактивного двигателя обрывочна и бессюжетна. В один момент ее лоскутки закручивает монтажный вихрь, и под нарастающий гул мы видим уже не безмолвную женщину, вписанную в неподвижный пейзаж, а круговерть человеческих лиц в автомобильных огнях, дым уличной кухни, чьи-то руки, докторов в больнице, толпы людей и одиночек, калек, спящих пассажиров, кровь под поварским ножом, грязь и огонь — словом, чужую оголтело пульсирующую жизнь и чужую смерть, мир, где господствуют время и движение. Героиня не может принадлежать этому миру, она существует где-то в его швах, в воздушном пространстве между. Отчужденная, стюардесса смиренно покидает кадр, увозя за собой чемодан на колесиках, предмет, настолько же неуместный в повседневном мире предметов, насколько она сама в мире людей.

«Точка исчезновения» Юкки Силокуннас

Не новость, что время, его растяжимость и равенство действительности в кинематографе — вечное поле для игры. Энди Уорхол восемь часов к ряду снимал верхушку «Эмпайра», Майкл Сноу сорок минут фокусировался на рукописной волне, «Точка исчезновения» в экранную минуту вмещает всю длительность умирания фургона. Финская глушь, жухнет трава, сменяются сезоны, фургон гибнет и разлагается, стремительно ровняясь с землей, наконец, полностью исчезает. Лаконичная видео-открытка — напоминание о естественном ходе разрушения и могуществе природного забвения. Всегда, впрочем, есть вероятность, что, окажись этот фургон где-нибудь в Ленобласти, его с той же неизбежной последовательностью растащили бы на металлолом.

«Сиреневая Москва» Платона Инфанте-Арана

Знаменская, Еропкинский, Болотная, Малый Никитский… В единственном российском фильме In Silico камера-топограф исследует отдельные фрагменты зданий старой Москвы: медленно скользит по фасадам, мимо окон, проплывает ограды, решетки, неизменно находя среди них заросли цветущей сирени. На эфемерное изображение наслаивается голос, плотно переплетенный с музыкальными пассажами из Скрябина и Шостаковича. Закадровый текст описывает различные оттенки сирени, тем самым как бы помогая камере разглядывать; камера, ни на миг не прекращая движения, задает музыкальный темп; звуковые эффекты окрашивают голос — слово, изображение и звук в фильме все время дополняют друга, сливаясь в единый этюд. Так постепенно проявляется неестественно прекрасный портрет утопающей в сирени, при этом абсолютно безжизненной, стерильной Москвы — не видно людей, не слышно машин и разговоров. В фильме преобладают крупные планы, взгляд фокусируется на фактуре зданий и цветов, портрет получается тактильным, почти эротическим. При несколько нарочитой стилистике закадрового текста, за ним, ровно как и за поведением камеры, угадываются интимные и ласковые отношения с городом — возможно, чтобы видеть столицу такой, нужно, следуя завету Дмитрия Александровича, там жить.

27-й фестиваль «Послание к человеку» пройдет в Санкт-Петербурге с 15 по 22 сентября. Расписание сеансов.