Юля: «Страшные сказки» Маттео Гарроне стали, пожалуй, самым ярким конкурсным фильмом в Каннах-2015, даже несмотря на соседство другого любителя итальянского барокко в широком смысле слова — Паоло Соррентино. Ранее не замеченный в интересе к архаике, Гарроне берется за экранизацию трех сказок из пятитомника Джамбаттисты Базиле. История о бесплодной королеве (Сальма Хайек), которая ради долгожданного наследника отправляет супруга на верную смерть — за сердцем морского дракона. Сказка о похотливом короле (Венсан Кассель в привычном амплуа), который влюбляется в голос старухи, и той приходится срочно помолодеть до состояния юной нимфоманки (Стейси Мартин). Наконец, притча о королишке, который выдает свою дочь за людоеда.
И как с барокко принято отсчитывать новую европейскую цивилизацию, так с пятитомника Базиле начинают шествие те самые сказки, которые Шарлю Перро и братьям Гримм придется сильно смягчить, чтобы не травмировать детей. Сказочный мир Базиле хоть и с раблезианским размахом, но это вовсе не карнавальный опрокинутый с ног на голову мир, где людоедство и роды, дряхлые старухи и великаны лишь повод для смеха. У Базиле, а вслед за ним и у Гарроне, чудесное вторгается в мир вполне осязаемый, со своими нерушимыми (почти) законами, в котором по большей части царят зло и страдания, а за исполнение желаний приходится дорого платить, как правило — жизнью. И если у Базиле в сказках проглядывает современная ему жизнь, то в сказках Гарроне — тревожно и смешно сквозят сегодняшние реалии: одержимость молодостью (и готовность освежевать себя ради новой кожи — это даже не метафора), контроль-фрики, помешательство на домашних животных и girl-power: все проблемы девчонки, от простушек-старух до принцесс, будут решать сами, кто бы им там в книжке ни помогал.
У Гарроне получилось барокко самое что ни на есть конкретное. Мир за пределами городских стен — глянцевые леса и пещеры (впрочем, не более глянцевые, чем на полотнах Гварди или Карраччи), чьи обитатели бесцеремонны в своем невежестве: людоед готов растерзать добродетельных циркачей, а лесная колдунья, неразборчивая матушка природа, дарит молодость и неземную красоту первой попавшейся старухе. Зато в замках — симметрия и показная роскошь, учтивый флирт, аллегорический язык или на худой конец интерес к насекомым.
А сходство королевы-Хайек с Медузой Караваджо! Смоляные волосы, по-змеиному сплетенные в причудливый фонтанж, и холодный высокомерный взгляд даже в момент, когда ее полномочия уже всё, закончились. Так как я единственный человек в мире, который не смотрит «Игру престолов» и следит за сериалом исключительно по статьям теоретиков моды, могу сказать только, что в «Сказках» мне костюмы нравятся больше. Возможно, я просто предпочитаю пышные чрезмерные платья, расшитые жемчугом и выходящие за границы кадра, аскетичным тряпкам и латам с намеком на условное средневековье. Но что может быть прекраснее красавиц с белоснежной кожей и джентльменов в сияющих жюстокорах — они будто только что сошли с полотен Веласкеса, и вот уже готовы разделить всю горечь сказочных чудес: бойся желаний своих.
Семён: «Сказку сказок» Маттео Гарроне у нас в прокате назвали «Страшными сказками» — и по делу. Не только потому, что название уже занято мультфильмом Норштейна, а смотреть местами жутковато. Это и вправду не метатекст, а три совершенно самостоятельных истории, финал одной застает врасплох две другие, и они не успевают даже толком закончиться. Нет, мотивные переклички между ними есть — но разрази меня Пропп, еще бы их не было! Недостача (плотских утех, жениха, наследника), непременно нарушаемые запреты: не зажигай света, не смей видеться с братом-змеенышем, не раскармливай блоху до неприличия (ладно, это не запрещается). Под конец все вредители и ложные герои будут низвергнуты, тут и свадебку сыграют, потом другую. При этом сказочные герои, эта находка для бихевиориста, в фильме обретают почти романную психологию. Особо хороша невротичная королева из первой новеллы (Сальма Хайек), даже слишком крепко усвоившая, что цель оправдывает средства.
Гарроне все ставят в заслугу экранизацию фольклора как он есть, между тем жизнь в аутентичных сказках бывала и того жестче. Вот для примера фрагмент «Красной шапочки» без купюр от антрополога Роберта Дарнтона:
Однажды мать велела своей маленькой дочке отнести бабушке хлеба с молоком. В лесу к девочке подошел волк и спросил, куда она идет.
— К бабушке, — ответила та.
— А по какой тропинке ты пойдешь: по той или по этой?
— По той, что с иголками.
И тогда волк побежал по другой тропе и первым добрался до бабушкиного дома. Он убил старушку, сцедил ее кровь в бутыль, а тело разрезал на куски и разложил их на блюдце. Потом он надел бабушкину ночную рубашку и залез ждать в кровать.
Дальше там нечаянный каннибализм и предсмертный стриптиз — но самое страшное в том, что никакой красной шапочки у главной героини нет! Во что после такого вообще можно верить? Фильм Гарроне все же тяготеет скорее к историям пуритан-фольклористов Гриммов, чем к духу источника — «Сказке сказок» неаполитанского похабника Базиле. Гарроне, конечно, ничего не цензурирует (хотя и перекраивает источник для своих нужд будь здоров) - лишь предпочитает сказке «Безрукая девочка» сказку про блоху.
Да и в деле визуализации жестоких (квази)средневековых нравов у Гарроне есть серьезный конкурент, который нас ко всему этому добру и приучил. Люди не чуждые прекрасного легко отыщут для каждого кадра источник в барочной живописи, но и про «Игру престолов» забывать нельзя. Насилие с королевским размахом, обильная обнаженка на живописном фоне, драконы и прочие экзотические домашние питомцы. Так и ждешь, что финальная свадьба окажется кроваво-красной. К тому же ритуально поедать сердце у Дейенерис получалось с большим аппетитом что ли, чем у бездетной королевы-Сальмы Хайек. А эпизод-то вряд ли выбирался для промо без оглядки на сериал.
Этот эффект уже был неплохо описан папой Дяди Федора: «Я тебя выбираю, с тобой я все-таки давно знаком, а этого кота в первый раз вижу».
